Пентаграмма › "Мир ловил меня, но не поймал"
Григорий Савич Сковорода (1722–1794) – украинский философ и мистик. В возрасте 72 лет, когда он гостил у одного своего ученика, как-то под вечер взял он заступ и начал рыть узкую яму. “Пора, друг, кончить странствие, – сказал он, – и прошу тебя, пусть здесь будет мое последнее пристанище, и здесь напишите, что мир ловил меня, но не поймал”. На следующий день его нашли в комнате мертвым. Руки его были сложены на груди крестом, голова покоилась на свитках его собственных сочинений. Изданы они были только через 100 лет после смерти, тем не менее Сковорода стал поистине легендарной фигурой. Лев Толстой и многие другие мыслители чрезвычайно ценили его. Позже его именем были названы университет в Харькове и один из городов Украины.
Григорий Сковорода был глубоко верующим и одновременно обладал необычайной свободой мышления, без тени страха обличая злоупотребления своего времени. В смелых, порой дерзновенных полетах мысли он восставал против традиционных церковных учений, и ничего не боялся в своем пламенном устремлении к истине.
В 1765 году Сковорода навсегда покинул государственную службу. С этого времени начинается период “странничества”, – уже до конца жизни он не имеет постоянного пристанища. “Что жизнь? – пишет он – то сон турка, упоенного опиумом, сон страшный, и голова болит от него, и сердце стынет. Что жизнь? Это странствие: прокладываю себе дорогу, не зная, куда идти, зачем идти”.
В этих странствиях Сковорода путешествует с мешком за плечами (в мешке всегда была Библия на еврейском языке), по существу, как нищий; с ним всегда неизменная флейта и посох; иногда он подолгу гостит у многочисленных друзей и поклонников, иногда неожиданно покидает их. На базарах и в бедных домах он поет свои песни и рассказывает басни, дарит друзьям трактаты и диалоги. Его аскетизм принимает суровые формы, но тем явственнее в нем духовная бодрость. Много времени Сковорода посвящает молитве. Он ощущает, что в пути его направляет некая невидимая рука.
Весь мир спит
В годы странствий расцвело философское творчество Сковороды; именно в этот период написаны все его диалоги. Он движется от внутреннего осознания себя к пониманию мира и человечества. Сковорода часто переживал духовный подъем. В одном из писем он так описывает свое мистическое переживание: “Я пошел прогуляться по саду. Первое ощущение, которое я осязал сердцем моим, была некая развязность, свобода, бодрость… Я почувствовал внутри себя чрезвычайное движение, которое преисполнило меня силой непонятной. Некое сладчайшее мгновенное излияние наполнило мою душу, отчего все внутри меня загорелось огнем. Весь мир исчез передо мною, одно чувство любви, спокойствия, вечности оживляло меня. Слезы полились из очей моих и разлили некую умилительную гармонию во весь мой состав…”
В свете мистических переживаний Сковорода все более убеждается, что “весь мир спит”, и сон его – мучителен. В его песнях встречаем много суждений о сокровенной жизни мира, которую можно почувствовать лишь религиозно. Сковорода глубоко чувствует тайную печаль, тайные слезы мира.
“Мир сей являет вид благолепный,
Но в нем таится червь неусыпный;
Гори ты, мире! Смех мне являешь,
Внутри же душой тайно рыдаешь”.
“Узрение” божественных следов
Жизнь мира предстает перед ним в двойственном виде. Реальность бытия различна на поверхности и в глубине – и познание бывает скользящим по поверхности бытия. Но есть познание “в Боге”. “Если хочешь что-либо узнать в истине, – пишет он, – усмотри сначала во плоти, то есть в наружности, и увидишь на ней следы Божьи, обличающие и безвестную и тайную премудрость”. Это высшее познание, “узрение следов Божьих” дается через озарение духа, но оно доступно только тем, кто способен оторваться от плена чувственности. “Если дух Божий вошел в сердце, если очи озарены духом истины, то все теперь видишь по двое, вся тварь разделена на две части… Когда ты новым оком узрел Бога, тогда все в нем увидишь, как в зеркале, – все то, что всегда было в нем, но чего ты не видел никогда”.
Путь к такому углубленному созерцанию бытия должен быть найден, прежде всего, в отношении к самому себе. Самопознание, открывающее в нас два “слоя бытия”, то есть за телесно-психическими переживаниями открывающее духовную жизнь, есть начало мудрости. “Не измерив себя, прежде всего, – замечает Сковорода, – какую пользу извлечешь из знания меры в прочих существах? Всех наук семена сокрыты внутри человека, тут их тайный источник”.
Он пишет: “Тело мое, знаю я, на вечном плане основано, ты видишь в себе одно земное тело, но не видишь тела духовного. Познать себя и уразуметь Бога – один труд. Когда хорошо себя узнаешь, одним взором узнаешь и Христа”.
Сковорода развивал мысль, что добро и зло в нашем мире таинственным образом связаны: “Сии две половины составляют едино: Господь сотворил смерть и жизнь, добро и зло, нищету и богатство, и слепил их воедино”. Но, чтобы во зле открылась “спасительная сила”, для этого нужно выйти из-под власти диалектики. Это и есть путь преображения: “Старайся, чтобы из твоей живой Земли блеснула правда Божья, чтобы в глубине эмпирии раскрылась вечная сторона ее. Держась за нее, мы освободимся ото лжи эмпирического бытия и тем станем на путь преображения…”
“Не люблю я жизни, запечатленной смертью! – воскликнул однажды Сковорода и тут же добавил: – Она сама (то есть земная жизнь) и есть смерть”. Душа его ищет этого преображения, которое даже в его предвосхищении сообщает нам новую силу. “Оставь весь этот физический тлен, а сам переходи от земли к небу – из преходящего мира в первоначальный […] Не нужно мне это солнце (видимое нами), я иду к солнцу лучшему […] Оно насыщает и услаждает меня самого, мой центр, мою сердечную бездну, ничем видимым и осязаемым не уловляемую […] О, Боже сердца моего! Часть моя всесладчайшая! Ты есть тайна моя, а вся плоть есть тень и покрывало твое”.
В своей повседневной жизни мы лишены состояния целостного человека, мы – только сон истинного человека. В глубине каждого человека есть “Царство Божье” и “Царство зла”. “Эти два царства создают вечную борьбу,” – пишет Сковорода.
Человек может выбрать любовь Божью или гнев Божий. Истинное существование открывается нашему духу только “во Христе”, в его таинственной жизни; в пребывании “во Христе” он и будет вновь рожден. О сердце он пишет: “Высшее в человеке – его сердце, это и есть истинный человек […] Есть и два сердца […] Духовное сердце – это неизведанная глубина, которая все объемлет и содержит”.
Особенно важно, чтобы человек не воспринимал Бога как что-то внешнее, потому что Бог в его сердце – это его собственная внутренняя Суть, как мысль, которую рождает Бог.
Если внешний человек превращается во внутреннего, он познает суть Бытия и познает Бога. Сковорода подчеркивает, что внутренний человек – это не какая-нибудь абстрактная идея – это новый Человек. Эти новые люди имеют сверхзадачу – освобождать в других людях изначального Человека.
